Наконец деревья расступились, открыв покосившийся сруб, без окон, без отделки. На вид ему было больше ста лет. Дверь была такой узкой и низкой, что в нее пришлось бы пролезать на четвереньках.

Крохотный лаз не был ошибкой маунтинменов[18], построивших хижину. Когда сюда прибыли первые трапперы, в Вайоминге и Айдахо обитало множество гризли. Они и сейчас есть, но не в таких количествах. Поэтому трапперы делали все двери в своих постройках настолько маленькими, чтобы медведю было не пролезть – ради сохранения бобровых шкурок, да и собственной жизни, конечно. Я знала эти исторические подробности от Келвина, который во время очередного похода вместе с Дэксом пережидал грозу в похожей хижине трапперов прошлой весной.

Когда я подошла поближе, в глаза бросился обрывок желтой ленты, повисший на кустике полыни. Полицейской ленты. Холодок пробежал по спине, словно эта находка что-то значила для меня.

Дверь хижины скрипнула на ветру.

Я попятилась, внезапно похолодев от нехорошего предчувствия. Волосы на голове встали дыбом. Я не отрывала глаз от двери, боясь, что если отвернусь, оттуда выскочит что-то ужасное.

И тут-то мой мозг наконец включился.

Я знала эту хижину: ее показывали в прошлом октябре в новостях, когда в ней была найдена убитой девушка, Кимани Йовелл.

Глава 21

Кимани Йовелл. Мисс индейских племен шошонов-банноков. Победительница школьного конкурса красоты, убитая в октябре. Ее смерть не стала такой громкой новостью, как гибель Лорен Хантсмен, просто потому, что у Кимани не было богатой семьи. В ночь своей гибели Кимани поссорилась с бойфрендом на вечеринке в Форт-Холле[19], ушла одна, но он выследил ее, завез в горы, задушил и затолкал тело в трапперский лабаз. Если бы туристы случайно не наткнулись на останки, парню, возможно, все сошло бы с рук.

Кимани ходила в школу в Покателло, соперничавшую с нашей, поэтому ее история переживалась нами очень болезненно. А теперь от этого воспоминания заледенела кровь. Вот здесь она умерла. В том самом лесу, где я сейчас боролась за свою жизнь.

Дверца лабаза снова скрипнула, и что-то темное и живое неуклюже выкатилось наружу, вгрызаясь в снег огромными когтистыми лапами. Покрытый толстой маслянистой шерстью зверь был крупнее собаки. Он остановился как вкопанный, вздернув нос, явно ошеломленный моим появлением. Глаза сверкали голодным блеском на фоне серебристой морды. Хриплое ворчание клокотало в глубине горла.

Я слышала истории о росомахах. Им хватало силы и ярости, чтобы одолевать животных в три раза больше себя.

Росомаха пошла на меня, поразительно медвежьей походкой. Я развернулась и бросилась наутек.

За мной слышались размашистые прыжки. Охваченная паникой, я попыталась оглянуться и поскользнулась. Ледяная слякоть пропитала штанину джинсов, а я зарылась пальцами в снег, отчаянно пытаясь схватиться за что-нибудь, чтобы подняться. Схватив первую попавшуюся палку, я оторопело уставилась на нее. Длинная кость, обглоданная дочиста и испещренная отметинами зубов. Вскрикнув, я отбросила ее, сумела ощутить под собой утопавшие в слякоти ноги и снова понеслась вперед к сливавшимся в серый туман деревьям. Имя моего похитителя было единственной ясной мыслью, колотившейся у меня в голове.

– Джуд! – закричала я, молясь, чтобы он меня услышал.

Ветки хлестали по лицу, в глубоком снегу вязли ноги. Я рискнула еще раз оглянуться – росомаха была в нескольких шагах сзади, в глазах чернело грубое животное упорство.

Вслепую лавируя между деревьями, я судорожно пыталась сориентироваться. В какой стороне Джуд? Взгляд метался по снегу. Почему я не вижу своих следов? Куда я бегу: к нему или от него?

Я снова позвала; крик, отражаясь от деревьев, рассеялся в безбрежном небе. Ни одна птица не взлетела. Он не слышал меня. Никто не слышал. Я осталась одна.

Руки, израненные еловыми иголками, стали липкими от крови, но я не замечала боли, почти чувствуя, как острые зубы и мощные крючковатые когти впиваются мне в ноги.

Внезапно что-то схватило меня сзади. Пошатнувшись, я стала отчаянно брыкаться, пытаясь одновременно вырваться и устоять на ногах. Если бы я упала, не поднялась бы уже никогда.

– Успокойся, Бритт. Я не причиню тебе вреда.

При звуках голоса Джуда в груди словно бы развязался тугой узел. Я сдулась, как проколотый шарик, и повисла на нем, застонав от облегчения.

Джуд постепенно ослабил хватку, убедившись, что я твердо стою на ногах.

– Я не причиню тебе вреда, – повторил он, поворачивая меня лицом к себе. Его глаза внимательно оглядывали меня, озадаченно и обеспокоенно. – Что случилось?

Я уставилась на свои расцарапанные, окровавленные руки, потеряв голос.

– Слышал, ты кричала… Думал, медведь… – Он долго неровно выдохнул.

Ни о чем не думая, я прижалась лицом к его груди, из горла вырвался всхлип. Мне просто хотелось, чтобы чьи-то руки меня держали. Пусть даже руки Джуда.

Он попробовал отстраниться, ошарашенный моими объятиями. Когда я так и не отпустила его, он словно против воли накрыл мои руки своими. Джуд погладил их – сначала неохотно, потом перестал стесняться и гладил меня, успокаивая. Я была рада, что он не прикасался ко мне так, будто я сейчас сломаюсь. Мне нужно было знать, что он несокрушимый и настоящий. Когда Джуд бережно прижал мою голову к себе и забормотал в ухо что-то утешительное, я больше не могла сдерживать слезы: зарылась лицом в его куртку и от души расплакалась.

– Я здесь, – нежно уговаривал он меня. – Я никуда не уйду. Ты не одна.

Джуд накрыл подбородком мою макушку, и я неосознанно прижалась к нему еще теснее. Было холодно. Я промерзла до костей, лишилась последней капли тепла и, позволив ему держать меня, почувствовала себя до дрожи хорошо.

Несмотря на холод, Джуд снял с себя куртку и укутал мои плечи.

– Расскажи, что произошло.

Мне не хотелось вспоминать случившееся – он только посмеется надо мной. Росомаха, сколь угодно злобная, не стоила таких рыданий. Все могло быть и хуже – вместо нее мог бы вылезти гризли. Я так часто дышала, что у меня поплыла голова.

– Выпей-ка это. – Джуд достал из кармана маленькую бутылочку. Я так тряслась, что едва почувствовала, как обжигающая жидкость стекает в горло, холодная и горькая. Хлебнув еще, я поперхнулась и закашлялась. Вскоре тепло уверенной волной растеклось по телу, и дыхание выровнялось.

– Сначала мне показалось, что это медведь. – Я крепко зажмурилась, чувствуя, что снова начинаю дышать рывками. Перед глазами по-прежнему стояла оскаленная морда зверя. – Это была росомаха, она напала. Я думала, она убьет меня.

– Должно быть, услышала, как я подхожу, поняла, что силы неравны, и дала деру. Когда я нашел тебя, ее уже и след простыл, – сказал Джуд, еще крепче прижимая меня к себе.

Успокоившись, я сделала еще один глоток и продолжила:

– Она пряталась в старом трапперском лабазе, в том, где в прошлом октябре нашли убитую девушку. Помню, я видела в новостях очень похожий домик, а сейчас нашла обрывок желтой полицейской ленты на кусте у хижины. Думаю, это тот самый лабаз. А рядом я нашла кость. Это же не может быть ее костью, правда? Следователи бы постарались вывезти все останки, да? Пожалуйста, скажи мне, что ты не думаешь, будто это ее!

Я вспомнила ощущение пустоты, когда держала кость, свидетельство смерти. И тут же мысли обратились к высохшей мумии в кладовке той, первой хижины, заставив почувствовать, будто смерть сочилась из каждого склона этих гор. И зачем меня только потянуло в это ужасное место?

Джуд взял меня за плечи, пристально вглядываясь в мое лицо. Он помрачнел, как пасмурное небо, губы сосредоточенно сжались.

– Что за девушка?

– Кимани Йовелл. Помнишь, о ней говорили в новостях? Старшеклассница из школы Покателло, пианистка, уже дававшая концерты. Ее по всей стране приглашали играть. Все говорили, она пойдет в Джульярдскую школу[20] – такая она талантливая. А потом Кимани убил парень, с которым она повздорила. Задушил и спрятал тело здесь.